Российский общественный и политический деятель, участник движения декабристов, мемуарист, подполковник М.И. Муравьев-Апостол родился при Екатерине II, а скончался при Александре III, прожив долгую, насыщенную событиями жизнь длиною в 96 лет.
Он появился на свет 6 мая 1793 года в Петербурге в семье русского писателя и дипломата Ивана Матвеевича Муравьева, которому разрешено было именоваться Муравьевым–Апостолом по фамилии его деда – гетмана Даниила Апостола. В воспоминаниях об отце Матвей Иванович рассказывал, что еще при жизни императрицы он был «дежурным кавалером при Константине Павловиче», внуке Екатерины II. После вступления на престол Павла I Иван Матвеевич был назначен министром-резидентом в Гамбург. Современники оценивали его дипломатическую деятельность довольно высоко. Воспоминания М.И. Муравьева-Апостола свидетельствуют:
При тогдашних политических обстоятельствах гамбургское посольство служило нашему правительству дипломатическим аванпостом. Первые переговоры нашего правительства с Французской республикой вел отец мой. Профессор Гейдельбергского университета в своей истории Европы в ХIХ веке отзывается с похвалой о деятельности на дипломатическом поприще отца моего в Гамбурге.
В гамбургском доме Муравьевых–Апостолов бывал М.И. Кутузов, с которым глава семейства всю жизнь сохранял дружеские отношения.
Старшие сыновья Ивана Матвеевича, Матвей и Сергей (был тремя годами младше Матвея, стал впоследствии одним из декабристов, в отношении которых была применена смертная казнь) раннее детство провели в Гамбурге, а первоначальное образование получили в Париже. В 1811 году оба брата обучались в институте Корпуса инженеров путей сообщения в Петербурге.
Их матерью была дочь сербско-австрийского генерала Черноевича, Анна Семеновна, обладающая редкой образованностью и литературным дарованием. В семье на примерах греко-римской литературы прививалось преклонение перед героическим патриотизмом представителей древнего мира.
Эти качества впоследствии будут выгодно отличать братьев Муравьевых во время участия в составе Семеновского полка в военных походах 1812 – 1814, 1815 годов.
М.И. Муравьев-Апостол впоследствии отразит многие эпизоды своей жизни в воспоминаниях, частью записанных собственноручно, частью – под диктовку А.П. Беляевым и А.П. Созонович, исполнявшей в последние годы жизни Матвея Ивановича обязанности его секретаря. Среди них – и воспоминания об Отечественной войне 1812 года. Хронологические данные общеизвестны, а вот рассказы непосредственного участника походов и ярких сражений о тяготах военного быта представляют особый интерес. Например, из воспоминаний можно узнать о том, как спасались от холода:
Портрет М.И. Муравьева-Апостола, 1823 – 1824 гг.
Художник Н.И. Уткин
Бумага, акварель
Источник
...полушубков не было и ни одного гвардейского солдата я не видел замерзшим или замерзающим. На ночь рота расстилала часть шинелей на снег и ложилась на них, тесно прилегая друг к другу; другая часть шинелей служила ей общим покровом. Мы, подпрапорщики, ложились между солдатами, проводили ночь спокойно, не чувствуя холода, и поутру вставали с общего ложа бодрыми и веселыми.
Со слов М.И. Муравьева-Апостола, биограф В.Е. Якушкин писал:
Вспоминая об этом (о тяготах зимнего похода в одной солдатской шинели, о ночевках на снегу), он не раз высказывал убеждение, что только глубокое патриотическое чувство помогло ему и его товарищам, из которых иные были слабого здоровья безболезненно перенести все труды этого похода.
Похожее пренебрежение неудобствами военных будней многим позже современники отметят у М.Ю. Лермонтова. Сохранились воспоминания о том, что во время экспедиции в Чечню поэт был осуждаем полковником Л.В. Россильоном, которого «возмущало ... что Лермонтов ходил небритый, ел из одного котла со своей командой, спал на голой земле, не понимая того, что Лермонтов искал полного взаимопонимания с людьми, которыми командовал, и не хотел для себя никаких привилегий».
Видимо, такое поведение было своеобразной традицией, более того, согласно существующей практике того времени, М.И. Муравьев-Апостол за храбрость, проявленную в Бородинском сражении, был награждён знаком отличия Военного ордена Святого Георгия по ходатайству солдат роты.
Бок о бок с ними Матвей Иванович будет сражаться под Витебском, Тарутино, Малоярославцем, Люценом, Бауценом, Кульмом (где был ранен и награждён орденом Святой Анны 3-й степени), Лейпцигом, Парижем. В сражении 1813-го года при Кульме, которое «дало военным действиям новый поворот, счастливый для нашего оружия», М.И. Муравьев-Апостол видел великого А.П. Ермолова, которому, по свидетельству будущего декабриста, «принадлежит слава Кульмского дела».
После всех военных походов Семеновского полка, где служили братья Сергей и Матвей Муравьевы-Апостолы, между солдатами и офицерами сложились настолько близкие отношения, что постепенно были отменены все телесные наказания, имевшие место в других военных соединениях.
М.И. Муравьев-Апостол объяснял это так:
1812, 1813 и 1814 г.г. нас познакомили и сблизили с нашими солдатами. Все мы были проникнуты долгом службы. Добропорядочность солдат зависела от порядочности поведения офицеров и соответствовала им. Каждый из нас чувствовал свое собственное достоинство, поэтому умел уважать его в других. Служба отнюдь не страдала от добрых отношении, установившихся между солдатами и офицерами. Единодушие последних между собою было беспримерное. <...>
С назначением генерал-майора Якова Алексеевича Потемкина нашим полковым начальником, доблестно служившего прошедшую войну, любимого солдатами и уважаемого офицерами, человека доброй души и хорошего общества, наш полк еще более возвысился в нравственном отношении. Поэтому естественно, что телесные наказания (под которыми наши солдаты умирали в армии, как и в гвардии) после трехлетних заграничных походов были не только неизвестны, но и немыслимы в старом Семеновском полку, они были отменены по согласию всех ротных начальников и с разрешением Потемкина. Мыслимо ли было бить героев, отважно и единодушно защищавших свое отечество, несмотря на существовавшую крепостную зависимость, прославившихся за границей своею непоколебимою храбростью и великодушием.
В 1818 году Матвей Иванович вышел из полка, но сохранил самые тесные дружеские связи с бывшими сослуживцами. Печально известным стал Семеновский полк 16 октября 1820 года, когда 1-я рота подала просьбу отменить введенные при Аракчееве жесткие порядки, восстанавливающие телесные наказания. Роту обманом завели в манеж, арестовали и отправили в казематы Петропавловской крепости.
После известных всем событий, произошедших на Сенатской площади в декабре 1825 года, а также за участие вместе с братом Сергеем в восстании Черниговского полка в Петропавловской крепости окажется и М.И. Муравьев-Апостол, который был одним из основателей первого тайного политического общества декабристов – «Союза спасения», членом коренной управы «Союза благоденствия» и Южного общества декабристов. Во время заключения в заметках, сделанных на чистых страницах экземпляра Евангелия, переданного родственниками, Матвей Иванович отмечал:
Если бы Провидению не было угодно, чтобы я таким образом закончил свою жизнь, я хотел бы удалиться в деревню, которую я очень люблю, и отдаться садоводству, я убежден, что сделался бы отличным садовником.
Сельская жизнь, действительно, была по душе теперешнему арестанту. С.В. Скалон, соседка Муравьевых-Апостолов по их Полтавскому имению, где он подолгу живал после выхода в отставку в 1823 году у отца, вспоминала:
Матвей Иванович, выйдя в отставку и поселившись отшельником в своей деревне, никуда не выезжал и, несмотря на большое состояние, жил очень просто, довольствуясь малым, любя все делать своими руками: он сам копал землю для огорода и для цветников, сам ходил за водою для их поливки и не имел почти никакой прислуги.
По счастливому стечению обстоятельств, после окончания следствия по делу декабристов М.И. Муравьев-Апостол, осужденный по первому разряду, не попал на каторгу. Она была заменена простым поселением (ссылка, правда, продлилась 30 лет: амнистирован он был только в 1856 году). Из Роченсальма (ныне г. Котка в Финляндии), где Матвей Иванович начал отбывать ссылку, он был отправлен в Сибирь: «Вилюйск, куда закинула меня судьба в лице петербургских распорядителей, помещается на краю света», – вспоминал впоследствии Матвей Иванович о пункте, куда был определен.
Но и в отдаленном краю Матвей Иванович сумел приспособиться к новому суровому быту, а его воспоминания сохранили любопытные подробности. Например, о том, как устроены жилища якутов:
Вилюйск нельзя было назвать ни городом, ни селом, ни деревней; была, впрочем, деревянная двухэтажная церковь, кругом которой расставлены в беспорядке и на большом расстоянии друг от друга якутские юрты и всего четыре деревянные небольшие дома. <...>
Юрты эти – четырехугольные строения из крупных лиственных бревен, крыша деревянная, пол досчатый и образует двухсаженный квадрат; в моей юрте пристроены были небольшие сени. Осенью, до наступления морозов, стены снаружи обмазываются густым слоем глины, смешанной с пометом, а в начале зимы обкладываются снегом на сажень высоты. В чувале, как зовется безобразный татарский камин, дрова горят целый день и над крышею выведена дымовая труба, которая закрывается снаружи на ночь. Отверстие для пяти окон в моей юрте закладывается льдинами. Устройство это так разумно приспособлено к суровому климату той северной широты, что в своей юрте я не ощущал холода в самые жестокие морозы, тогда как жившие в вышеупомянутых домах жаловались на стужу. Зимой день так короток и ледяные окна доставляют такой тусклый свет, что по необходимости приходится весь день сидеть со свечкой. Летом льдины заменяются рамами со стеклами.
Интересны и наблюдения ссыльного за особенностями национального характера местного населения:
М.И. Муравьев-Апостол, 1889 г.
Гравюра И.И. Матюшина
Источник
Во всякую погоду выходил я ежедневно пройтись по воздуху не для удовольствия, а из опасения лишиться вовсе способности передвижения. Воротившись раз с своей гигиенической прогулки, застал у себя нежданных гостей: три якута, скрестивши ноги сидели на полу и грелись у чувала; они не обратили на меня никакого внимания. Как ни странно показалось мне такое бесцеремонное посещение, я счел долгом выказать свое гостеприимство и отрезал им по большому ломтю ржаного хлеба, до которого они очень лакомы. За мое угощение они даже и головой не кивнули, преспокойно, не торопясь, съели хлеб, не проронив ни крошки, и потом вышли из юрты, не удостоивши меня не только легким поклоном, но даже и взглядом, как будто кроме них никого в юрте не было. Хотя и забавным показалось мне обращение со мною этих дикарей, но я вывел из него заключение в их пользу. Они без спросу вошли в юрту погреться, потому что сами не воспретили бы никому воспользоваться их чувалом; за хлеб не благодарили, полагая, что я угощением своим подчиняюсь вошедшему в силу закона обычаю, а поклона не отвесили мне, не бывши со мною знакомы. Такое игнорирование принятых у нас правил общежития, изобличая первобытную простоту нравов, окупается вполне редкими качествами: они крайне правдивы и честны, лукавства в них нет и воровства они не знают. В моем отсутствии они даже из любопытства ни до чего не прикоснулись.
Деятельный человек, как и все образованные прогрессивные люди его времени, Матвей Иванович не мог проводить время без пользы:
Кроме постоянных моих занятий: чтения, изучения английского языка и письменной корреспонденции с родными и с товарищами я, в виде развлечения, могущего принести пользу и другим, выдумал учить детей грамоте. Ко мне стали ходить двое мальчиков: сын тамошнего приказчика и внук одного из священников, родители коих обрадовались предложению моему учить их детей.
По неимению в этой глуши часов, пришлось придумать забавный способ для определения классного времени. Я над своей юртой выкидывал флаг, служивший знаком, что я жду своих учеников, и они на этот немой зов немедля являлись с своей книгой.
В ссылке Матвей Иванович проявил себя и как общественный деятель. Например, им был организован сбор для строительства бревенчатой ограды кладбища, которое без нее могло быть подвергнуто разорению со стороны хищных животных, обитающих в местных лесах.
После Вилюйска местами поселения (не считая непродолжительные периоды попутного пребывания по пути следования) были Бухтарминская крепость и город Ялуторовск, где прошли основные годы ссылки: с октября 1836 по декабрь 1856 года. Здесь Матвей Иванович занялся метеорологическими наблюдениями и преподаванием французского языка в местной школе, организованной ссыльными декабристами (И.Д. Якушкиным, И.И. Пущиным, Е.П. Оболенским, В.К. Тизенгаузеном).
Последовавшая в 1856 году амнистия дала возможность вернуться из Сибири, после чего постепенно М.И. Муравьев-Апостол был восстановлен в праве жить в Москве и Петербурге и даже носить заслуженные военные награды...
Одной из ценнейших коллекций исторического периода, в котором почти век прожил Матвей Иванович, является его обширная переписка. В ней содержатся подробности биографий близких знакомых и друзей декабриста (М.С. Лунина, П.Я. Чаадаева, А.П. Ермолова, Д.Н. Блудова и других современников), описания эпизодов из жизни В.А. Жуковского, А.С. Пушкина, Н.М. Карамзина, Ф.Н. Глинки, Ф.М. Достоевского и Л.Н. Толстого, с которым Муравьев-Апостол довольно много общался: так, его устный рассказ об отказе брата Сергея от телесных наказаний солдат во время службы в лейб-гвардии Семеновском полку был использован Толстым в рассказе «Стыдно».
Человек, которому судьбой было дано пройти вместе с Россией через сложные периоды истории, от конца екатерининской эпохи и до начала царствования предпоследнего русского императора, всегда был сторонником сохранения единства страны, оставаясь убежденным патриотом. Он был истинным сыном своего Отечества, несмотря на все испытания, выпавшие на его долю. Одна из заметок М.И. Муравьева-Апостола наиболее полно раскрывает его личность, являясь своеобразным духовным кодом этого несгибаемого человека:
Каждый раз, когда я ухожу от настоящего и возвращаюсь к прошедшему, я нахожу в нем значительно больше теплоты. Разница в обоих моментах выражается одним словом: любили. Мы были дети 1812 года. Принести в жертву все, даже самую жизнь, ради любви к отечеству было сердечным побуждением. Наши чувства были чужды эгоизма. Бог свидетель этому.