Первое упоминание о кормилицах на Руси можно увидеть в Русской Правде (древнейший русский правовой кодекс, датированный различными годами, начиная с 1016-го), где написано, что за правонарушение в адрес «матушки» предусмотрен больший штраф. С XVI века привлечение кормилиц в знатных семьях было нормой. Эта роль превратилась в своеобразную профессию и считалась почетной.
Для ухода за маленьким ребенком зачастую приглашались няни из крепостных, которые могли воспитать не одно поколение господских детей. Так получилось в семье Осипа Абрамовича и Марии Алексеевны Ганнибал, дедушки и бабушки великого А.С. Пушкина. Арина Родионовна, ставшая впоследствии самой знаменитой няней в русской литературе, была крепостной Осипа Абрамовича Ганнибала. Сначала ее взяли к маленькой Надежде Осиповне, будущей матери Александра Сергеевича, а затем к ее детям: Ольге, Александру и Льву.
Сколько бы могла потерять русская литература, если бы не было этой крепостной крестьянки! Ей посвящали свои стихи А.С. Пушкин и Н.М. Языков, а многочисленные друзья Александра Сергеевича в письмах к поэту передавали приветы.
Каждому известны пушкинские строки:
Голубка дряхлая моя!
Одна в глуши лесов сосновых
Давно, давно ты ждешь меня.
Ты под окном своей светлицы
Горюешь, будто на часах,
И медлят поминутно спицы
В твоих наморщенных руках.
Глядишь в забытые вороты
На черный отдаленный путь;
Тоска, предчувствия, заботы
Теснят твою всечасно грудь.
М.И. Осипова (одна из младших дочерей П.А. Осиповой, друга А.С. Пушкина, воспитывающаяся в с. Тригорское) вспоминала об Арине Родионовне: «Это была старушка чрезвычайно почтенная – лицом полная, вся седая, страстно любившая своего питомца...».
В 1818 году Арина Родионовна проживала у Пушкиных в Петербурге, на лето вместе с ними переезжая в усадьбу Михайловское Псковской губернии. В 1824–1826 годах «наперсница волшебной старины», как называл ее поэт, разделила ссылку Пушкина. В ту пору они особенно сблизились с няней: поэт слушал ее сказки, записывал с ее слов народные песни.
И.И. Пущин, навестивший Пушкина в Михайловском, в своих «Записках» указывал на необыкновенную любовь няни к рукоделию и вспоминал, что в няниной комнате «стояло множество пяльцев... Среди молодой своей команды няня преважно разгуливала с чулком в руках. Мы полюбовались работами».
В 1827 году с ней познакомился еще один известный поэт Н.М. Языков, оставив свой образ няни Александра Сергеевича:
Нам баловало вкус и жажды своевольство!
С каким радушием – красою древних лет –
Ты набирала нам затейливый обед!
Сама и водку нам и брашна подавала,
И соты, и плоды, и вина уставляла
На милой тесноте старинного стола!
Ты занимала нас – добра и весела –
Про стародавних бар пленительным рассказом:
Мы удивлялися почтенным их проказам,
Мы верили тебе – и смех не прерывал
Твоих бесхитростных суждений и похвал;
Свободно говорил язык словоохотный,
И легкие часы летали беззаботно!
Предполагаемый портрет Арины Родионовны, 1820-е годы
Неизвестный художник
Холст, масло
Всесоюзный музей А.С. Пушкина
Источник изображения
По признанию А.С. Пушкина, Арина Родионовна была «оригиналом няни Татьяны» из «Евгения Онегина» и няни Дубровского, Орины Егоровны Бузыревой.
Своя «мамушка» была и у М.Ю. Лермонтова. В дворянской среде кормилица или няня нередко заменяла ребенку родную маму. Приглашенная в господский дом крестьянка не только кормила, но и баюкала, пестовала дитя, внося в господский быт народную культуру в виде потешек, пестушек, прибауток, колыбельных песен, что самым лучшим образом развивало младенца.
О кормилице и «мамушке» поэта, Лукерье Алексеевне Шубениной, стало известно из биографии, изданной П.А. Висковатовым в 1891 году, где говорится, что перед рождением Михаила Юрьевича из Тархан были присланы две крестьянки с грудными младенцами. Выбрана была Лукерья Алексеевна, которая «долго потом жила на хлебах в Тарханах, и Михаил Юрьевич уже взрослым не раз навещал ее там, справлялся о житье-бытье и привозил подарки».
Это свидетельство подтверждает тот факт, что кормилицы получали повышенное содержание и пользовались большими преференциями. Крестьянка получала питание и обеспечивалась всем необходимым для исполнения своих обязанностей. Кроме прочего, часто господа жаловали семье кормилицы новую избу. Так было и в Тарханах.
К сожалению, до нас не дошло ни описания внешности Л.А. Шубениной, ни произведений, посвященных ей. Но народное восприятие важности этой миссии отразилось в появлении так называемой «уличной» фамилии – Кормилицыны. Об этом свидетельствуют книги записи прихожан в тарханской сельской церкви. Среди них упоминается и Василий Иванович Кормилицын, сын Лукерьи Алексеевны, бывший тремя годами младше поэта и являвшийся его молочным братом (дети, выкормленные молоком одной женщины, называются молочными братьями и сестрами). Его внучка, Устинья Григорьевна, со слов деда, рассказывала, что уже взрослым М.Ю. Лермонтов относился к Лукерье Алексеевне с чувством глубокого уважения, называл ее «мамушкой», заходил к ней, бывая в Тарханах, одаривал ее и семью гостинцами.
Память о таком своеобразном родстве с Лермонтовым передавалась из поколения в поколение. Жила память и в топонимике: один из сельских прудов, а также овраг, располагавшиеся рядом с участком, где стоял дом Лукерьи Алексеевны, долго именовались Кормилицыными.
В настоящее время в экспозиции Барского дома музея-заповедника «Тарханы» можно увидеть рожок для кормления младенцев, изготовленный в 30-х годах XIX века, конусообразной формы с надписью по центру «Бог милоет и питает младен своя». Возможно, похожее приспособление использовалось и для кормления М.Ю. Лермонтова в младенчестве.
Но как бы ни были разнообразны бытовые вещи, сопровождающие жизнь новорожденного, в памяти останутся тепло, нежные руки, протяжный голос...
В.В. Розанову принадлежит чудесное высказывание: «Вовсе не университеты вырастили настоящего русского человека, а добрые безграмотные няни». Эти слова абсолютно точно передают важность участия простых крепостных крестьянок в жизни людей, которым суждено было стать великими и сохранить рядом со своими именами имена своих добрых «мамушек».