
Козьма Петрович Прутков родился 11 апреля 1803 года в деревне Тентелевой около Сольвычегодска. Его дедом был Федот Кузьмич Прутков, отставной премьер-майор, отцом – деревенский помещик Пётр Федотыч Прутков. Позже, как это водится, появилась и супруга – Антонина Платоновна Пруткова (до замужества Проклеветантова), с которой нажил Козьма Петрович семь сыновей и шесть дочерей.
Всю свою жизнь, кроме детства и отрочества, он провел на государственной службе. В 1820 году поступил «ради красивого мундира» в гусарский полк и пробыл там два года с небольшим, пока не случилось неожиданное... Из «Биографических сведений о Козьме Пруткове», изданных уже после «смерти» главного героя, мы узнаем следующее:
...в ночь с 10 на 11 апреля 1823 г., возвратясь поздно домой с товарищеской попойки и едва прилегши на койку, он увидел перед собой голого бригадного генерала, в эполетах, который, подняв его с койки за руку и не дав ему одеться, повлек его молча по каким-то длинным и темным коридорам, на вершину высокой и остроконечной горы, и там стал вынимать перед ним из древнего склепа разные драгоценные материи, показывая их ему одну за другою и даже прикидывая некоторые из них к его продрогшему телу. Прутков ожидал с недоумением и страхом развязки этого непонятного события; но вдруг от прикосновения к нему самой дорогой из этих материй он ощутил во всем теле сильный электрический удар, от которого проснулся весь в испарине. Неизвестно, какое значение придавал Козьма Петрович Прутков этому видению. Но, часто рассказывая о нем впоследствии, он всегда приходил в большое волнение и заканчивал свой рассказ громким возгласом: «В то же утро, едва проснувшись, я решил оставить полк и подал в отставку; а когда вышла отставка, я тотчас определился на службу по министерству финансов, в Пробирную Палатку, где и останусь навсегда!»
Прутков был очень доволен своей службой в Пробирной Палатке. Однако «...как бы ни были велики его служебные успехи и достоинства, они одни не доставили бы ему даже сотой доли той славы, какую он приобрел литературною своею деятельностью...», – свидетельствует биография. Судьбоносное сновидение, выпавшее на 11 апреля, впоследствии послужит поводом ставить после публикаций литературных произведений вместо имени эту загадочную цифру:
Полагали, будто он, помечая свои произведения 11-м числом, желал ознаменовать каждый раз день своего рождения; на самом же деле он ознаменовывал такою пометою не день рождения, а свое замечательное сновидение, вероятно только случайно совпавшее с днем его рождения и имевшее влияние на всю его жизнь.
Запечатлен был и портрет Козьмы Пруткова:
...искусно подвитые и всклоченные, каштановые, с проседью, волоса; две бородавочки: одна вверху правой стороны лба, а другая вверху левой скулы; кусочек черного английского пластыря на шее, под правою скулой, на месте постоянных его бритвенных порезов; длинные, острые концы рубашечного воротника, торчащие из-под цветного платка, повязанного на шее широкою и длинною петлею; плащ-альмавива, с черным бархатным воротником, живописно закинутый одним концом за плечо; кисть левой руки, плотно обтянутая белою замшевого перчаткою особого покроя, выставленная из- под альмавивы, с дорогими перстнями поверх перчатки (эти перстни были ему пожалованы при разных случаях).
Вот такой получился Козьма Петрович Прутков: с биографией, портретом, семьей, местом службы, судьбоносными сновидениями и многочисленными публикациями в различных журналах. Уникальный случай в литературе...
О том, что же привело усердного служащего на литературное поприще, рассказано все в тех же «Биографических сведениях о Козьме Пруткове»:
До 1850 г., именно до случайного своего знакомства с небольшим кружком молодых людей, состоявшим из нескольких братьев Жемчужниковых и двоюродного их брата, графа Алексея Константиновича Толстого, – Козьма Петрович Прутков и не думал никогда ни о литературной, ни о какой-либо другой публичной деятельности. Он понимал себя только усердным чиновником Пробирной Палатки и далее служебных успехов не мечтал ни о чем. В 1850 г. граф А. К. Толстой и Алексей Михайлович Жемчужников, не предвидя серьезных последствий от своей затеи, вздумали уверить его, что видят в нем замечательные дарования драматического творчества.
Так явился свету сочинитель Козьма Прутков. Обстоятельства рождения такой литературной маски в одном из разговоров с И.А. Буниным пояснил А.М. Жемчужников:
Мы – я и Алексей Константинович Толстой – были тогда молоды и непристойно проказливы. Жили вместе и каждый день сочиняли по какой-нибудь глупости в стихах. Потом решили собрать и издать эти глупости, приписав их нашему камердинеру Кузьме Пруткову, и так и сделали, и что же вышло? Обидели старика так, что он не мог нам простить этой шутки до самой смерти.
К А.М. Жемчужникову и А.К. Толстому присоединились братья Владимир и Александр Жемчужниковы, а также ученики Академии художеств, занимавшиеся и жившие вместе: Лев Михайлович Жемчужников, Александр Егорович Бейдеман и Лев Феликсович Лагорио, создавшие портрет Козьмы Пруткова.
Под коллективным псевдонимом писались сатирические стихи, басни, драматические произведения, да и сам образ Козьмы высмеивал умственный застой, политическую «благонамеренность», являлся пародией литературного эпигонства (термин, означающий малоценное с художественной точки зрения подражание литературным направлениям и образцам, использование многократно разработанных предшествующими авторами тем, образов, сюжетов и стилистических приёмов).
Наибольшую популярность получили различные мысли и афоризмы Козьмы Пруткова, включенные в книгу «Плоды раздумий». С точки зрения автора биографии Пруткова, афоризмы обыкновенно «употребляют для передачи выводов житейской мудрости». Однако, как замечал «биограф» сочинителя, «Козьма Прутков воспользовался ею иначе»:
Он в большей части своих афоризмов или говорит с важностью «казенные» пошлости, или вламывается с усилием в открытые двери, или высказывает такие «мысли», которые не только не имеют соотношения с его временем и страною, но как бы находятся вне всякого времени и какой бы ни было местности.
Бесспорно, крылатые выражения, по природе своей приближаясь в восприятии к народной мудрости, – самый что ни на есть верный способ оставить о себе память, передаваемую из уст в уста...
Афористичность была присуща многим авторам. Считается, что первым литератором в России, опубликовавшим такие опыты, был И.И. Лажечников, поместивший в 1807 г. на страницах «Вестника Европы» «Мои мысли» как самостоятельное афористическое творчество на русской почве. О некоторых неудачных опытах российских мыслителей иронично написал П.А. Вяземский в эпиграмме «Наши Ларошфуко»:
В журналах наших всех мыслителей исчисли!
В журналах места нет от мыслей записных.
В них недостатка нет; но в мыслях-то самих
Недостает чего-то: «Мысли!»
Однако гениальные творцы оставили все же богатое наследие мудрых изречений: вспомним А.С. Грибоедова, А.С. Пушкина, П.А. Вяземского, В.Ф. Одоевского. Афористические высказывания были присущи и литературной манере М.Ю. Лермонтова, который умел высказывать свои глубокие жизненные наблюдения в яркой лаконичной форме. Учитывая особый интерес поэта к психологии, его наблюдения не потеряли актуальности и в наши дни. Приведем некоторые из них:
Помучить – способ самый женский.
Тамбовская казначейша. 1836
Наряды необходимы счастью женщины, как цветы весне.
<Вадим>. 1832 – 1834
Все ясно ревности, а доказательств нет!
Маскарад. 1835
Из двух друзей один всегда раб другого, хотя часто ни один из них в этом себе не признается.
Герой нашего времени. 1838 – 1840
Музей-заповедник «Тарханы» не пренебрегает возможностью познакомить посетителей и с этой стороной творчества М.Ю. Лермонтова: афористические высказывания поэта можно услышать на экскурсиях и различных мероприятиях.
Возвращаясь к юбиляру, заметим, что его «Плоды раздумий» – не просто своеобразный литературный феномен, основанный на опыте предыдущих гениальных литераторов, но и труд, определивший особое направление дальнейшей истории русской афористики.
Козьма Прутков справедливо заметил: «Человек ведёт переписку со всем земным шаром, а через печать сносится даже с отдалённым потомством». Это значит, его миссия выполнена с лихвой: в ХХI веке он вполне современен и узнаваем.