На Черной речке белый снег...

10 февраля в Петербурге через два дня после смертельного ранения на дуэли с Дантесом умер А.С. Пушкин. Печально известной стала в Петербурге Черная речка, близ которой состоялся поединок. В извещении о смерти поэта, напечатанном в 5-м номере «Литературных прибавлений», сообщалось:

Солнце нашей поэзии закатилось! Пушкин скончался, скончался во цвете лет, в средине своего великого поприща!.. Более говорить о сем не имеем силы, да и не нужно: всякое русское сердце знает всю цену этой невозвратимой потери, и всякое русское сердце будет растерзано. Пушкин! наш поэт! наша радость, наша народная слава!.. Неужели в самом деле нет уже у нас Пушкина! к этой мысли нельзя привыкнуть! 29-го января 2 ч. 45 м. пополудни.

Автор сообщения – литератор Владимир Федорович Одоевский.
   Андрей Николаевич Муравьев, поэт, мемуарист, знавший лично Грибоедова, Вяземского, Баратынского, Пушкина, Лермонтова, вспоминал:

Случилась несчастная дуэль Пушкина; столица поражена была смертью любимого поэта <…>. Два дня сряду в тесной его квартире являлись, как тени, люди всякого рода и звания, один за другим благоговейно подходили к его руке и молча удалялись, чтобы дать место другим почитателям его памяти.

Александр Сергеевич Пушкин
Уткин Н.И. 1838 год
Бумага, гравюра
Из собрания музея -заповедника «Тарханы»

П.П. Семенов-Тян-Шанский оставил любопытное свидетельство о том, что, будучи десятилетним мальчиком, «у гроба умершего гения» он видел и «великого Лермонтова».
   По данным же П.А. Висковатова, Лермонтов в эти дни «нервно больной, расстроенный, лежал дома». Приглашенный по настоянию бабушки «друг всего Петербурга» врач Н.Ф. Арендт рассказал Михаилу Юрьевичу «всю печальную эпопею тех двух с половиной суток с двадцать седьмого по двадцать девятое января, которые прострадал раненый Пушкин».
   Различные толки о роковой дуэли наполнили все великосветские гостиные. Не осталась в стороне и Е.А. Арсеньева, которая, как известно, на все имела собственное мнение. Журналист и прозаик В.П. Бурнашев записал воспоминания о Лермонтове его гвардейских однокашников, в которых вспоминал о том, что Лермонтов «всегда такой почтительный к бабушке нашей, раза два сдерживал себя, когда старушка говорила при нем, что покойный Александр Сергеевич не в свои сани сел и, севши в них, не умел ловко управлять своенравными лошадками, мчавшими его и намчавшими наконец на тот сугроб, с которого одна дорога была только в пропасть. С старушкой нашей Лермонтов, конечно, не спорил, а только кусал ногти и уезжал со двора на целые сутки».
   Сам поэт считал иначе: «Русский человек..., какую бы обиду Пушкин ему ни сделал, снес бы ее, во имя любви своей к славе России», – говорил он. «Под свежим еще влиянием истинного горя и негодования, возбужденного в нем этим святотатственным убийством, он, в один присест, написал несколько строф, разнесшихся в два дня по всему городу. С тех пор всем, кому дорого русское слово, стало известно имя Лермонтова», – констатировал А.П. Шан-Гирей, троюродный брат поэта. Так в русской культуре появился самый значительный, на наш взгляд, поэтический памятник, «воздвигнутый» А.С. Пушкину.
   «Непозволительные стихи, написанные корнетом лейб-гвардии Гусарского полка Лермонтовым», несомненно, читали и во французском посольстве... Тем более, что секундантом Дантеса был секретарь посольства виконт д’Аршиак. И вряд ли могли французских подданных оставить равнодушными строки:

Спустя несколько лет стихи снова окажутся в центре общественного внимания, когда к 1840 году, по иронии судьбы или согласно справедливым закономерностям, созреет конфликт М.Ю. Лермонтова и атташе французского посольства, сына уважаемого в России Проспера Брюжьера де Баранта (посол Франции в Российской империи в 1835 – 1841 годах), Эрнеста Баранта. «Странно, что лучшим нашим поэтам приходится драться с французами...», – справедливо заметит в своих воспоминаниях М.А. Корф, учившийся вместе с Пушкиным в Царскосельском лицее. И снова дуэль, и снова зимняя Черная речка...
   А.П. Шан-Гирей в своих воспоминаниях воссоздает произошедшие события со слов М.Ю. Лермонтова:

...это случилось в середу на масленице 1840 года. <...> погода была прескверная, шел мокрый снег с мелким дождем. <...> Лермонтов вернулся весь мокрый, как мышь. «Откуда ты эдак?» – «Стрелялся»... Он стал переодеваться и рассказывать: «Отправился я к Мунге, он взял отточенные рапиры и пару кухенрейтеров, и поехали мы за Черную речку. Они были на месте. Мунго подал оружие, француз выбрал рапиры, и мы стали по колено в мокром снегу и начали; дело не клеилось, француз нападал вяло, я не нападал, но и не поддавался. Мунго продрог и бесился, так продолжалось минут десять. Наконец он оцарапал мне руку ниже локтя, я хотел проколоть ему руку, но попал в самую рукоятку, и моя рапира лопнула. Секунданты подошли и остановили нас; Мунго подал пистолеты, тот выстрелил и дал промах, я выстрелил на воздух, мы помирились и разъехались.

О причине дуэли, лежащей на поверхности, лаконично заметит Е.А. Верещагина в одном из писем к дочери, А.М. Хюгель: «Дуэль имел с Барантом, сыном посла. Причина – барыни модные». О более глубоких предпосылках некоторого презрения Лермонтова к представителям французской нации стоит лишь догадываться. Не случайно П.А. Вяземский отметил: «Это совершенная противоположность истории Дантеса. Здесь действует патриотизм. Из Лермонтова делают героя и радуются, что он проучил француза».
   Ни Дантес, корнет Кавалергардского полка, ни Барант, атташе французского посольства, у которого могла быть блестящая дипломатическая карьера, в России больше никогда не появились. Да и имена их утонули бы в водовороте истории, если бы рядом не оказались два гениальных столпа русской культуры, печально соединившиеся друг с другом давно ставшими хрестоматийными словами В.А. Соллогуба: «Смерть Пушкина возвестила России о появлении нового поэта – Лермонтова».

Ниже см. подборку видео: замечательный рассказ неповторимого И. Андроникова об истории стихотворения «На смерть поэта», а также чтение стихотворения О. Далем, Н. Бурляевым, С. Безруковым и др.