(2 (14) августа 1865, Санкт-Петербург — 9 декабря 1941, Париж)
Русский писатель, поэт, литературный критик, переводчик, историк, религиозный философ, общественный деятель.
Мережковский в начале 1890-х годов
С детства Дмитрий Сергеевич был влюблён в поэзию Лермонтова, её «сила благодатная» и «непонятная прелесть» не потеряла своего очарования для него и в зрелые годы. В 1908 году Д.С. Мережковский написал большую статью «М.Ю. Лермонтов. Поэт сверхчеловечества», в которой вел страстный и яростный спор с Вл. Соловьёвым, резко и не менее страстно обвинявшего поэта в демонизме. Он отмечает, что лекция Соловьёва это «милосердный удар». Его возмущает, что Соловьёв свой приговор объясняет любовью к поэту. «Но, — восклицает Дмитрий Сергеевич, — если такова любовь, что вбивает, так сказать, осиновый кол в горло покойника, то какова же ненависть?» Мережковский убедительно показал несостоятельность соловьевского суда над Лермонтовым.
«Стихи его для нас, как заученные с детства молитвы. Мы до того привыкли к ним, что уже почти не понимаем. Слова действуют помимо смысла.Помню, когда мне было лет 7 — 8, я учил наизусть "Ангела" из старенькой хрестоматии с истрепанным зеленым корешком. Я твердил: "По небу полуночи", не понимая, что "полуночи" родительный падеж от "полночь"; мне казалось, что это два слова: "по" и "луночь". Я видел картинку, изображавшую ангела, который летит по темно-синему, лунному небу: это и была для меня "луночь". Потом узнал, в чем дело; но до сих пор читаю: "по небу, по луночи", бессмысленно, как детскую молитву.
Есть сила благодатная
В созвучье слов живых,
И дышит непонятная,
Святая прелесть в них.
..."Когда я был трех лет, то была песня, от которой я плакал; ее не могу теперь вспомнить, но уверен, что, если бы услыхал ее, она бы произвела прежнее действие. Ее певала мне покойная мать". — Песня матери — песня ангела:
И голос той песни в душе молодой
Остался без слов, но живой...
Вся поэзия Лермонтова — воспоминание об этой песне, услышанной в прошлой вечности.
Постоянно и упорно, безотвязно, почти до скуки, повторяются одни и те же образы в одних и тех же сочетаниях слов, как будто хочет он припомнить что-то и не может, и опять припоминает все яснее, яснее, пока не вспомнит окончательно, неотразимо, "незабвенно". Ничего не творит, не сочиняет нового, будущего, а только повторяет, вспоминает прошлое, вечное. Другие художники, глядя на свое создание, чувствуют: это прекрасно, потому что этого еще никогда не было. Лермонтов чувствует: это прекрасно, потому что это всегда было.
Весь жизненный опыт ничтожен перед опытом вечности. По сравнению с блаженством:
Тех дней, когда в жилищах света
Блистал он, чистый херувим, —
Все земные радости — "скучные песни":
И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни земли.
Маленький мальчик, который вчера играл в лошадки или солдатики, сегодня решает:
Пора уснуть последним сном:
Довольно в мире пожил я,
Обманут в жизни был во всем
И ненавидя, и любя.
...В человеческом облике не совсем человек; существо иного порядка, иного измерения; точно метеор, заброшенный к нам из каких-то неведомых пространств... Он сам смутно чувствовал в себе это не совсем человеческое, чудесное или чудовищное, что надо скрывать от людей, потому что люди этого никогда не прощают... Отсюда — бесконечная замкнутость, отчуждение от людей, то, что кажется «гордыней».
...Никто не смотрел в глаза смерти так прямо, потому что никто не чувствовал так ясно, что смерти нет!... Когда я начинаю сомневаться, есть ли что-нибудь, кроме здешней жизни, мне стоит вспомнить Лермонтова, чтобы убедиться, что есть. Иначе в жизни и творчестве его все непонятно: почему, зачем, куда, откуда, главное, куда?»
Полный текст Д.С. Мережковского «М.Ю. Лермонтов. Поэт сверхчеловечества»