ПЕРВОЕ УПОМИНАНИЕ М.Ю. ЛЕРМОНТОВА В ПЕЧАТИ — В СПИСКАХ ПОСЕТИТЕЛЕЙ ЛЕЧЕБНЫХ ИСТОЧНИКОВ КАВКАЗСКИХ МИНЕРАЛЬНЫХ ВОД. 1825
Арсеньева Елизавета Алексеевна вдова порутчица из Пензы, при ней внук Михайло Лермонтов, родственник ее Михайло Пожогин, Доктор Ансельм Левиз, учитель Иван Капа, Гувернерка Христина Ремер.
Отечественные записки. — СПб. — 1825. — № 64. — С. 260.
Впервые имя М.Ю. Лермонтова в печати появилось в списках пользующихся лечебными источниками Кавказских минеральных вод. Вместе с воспитателями Капе и Ремер в ближайшем окружении будущего поэта, как видим, находился и домашний врач Леви. Эта личность в литературе о Лермонтове малоизвестна, поэтому воспользуемся небольшой статьей о докторе Леви Б.А. Нахапетова. (Б.А. Нахапетов. Некоторые заметки о докторе Ансельме Леви. Рукопись. Личный архив В.А. Захарова).
В конце XVIII — начале XIX вв. в семьях богатых русских помещиков появились так называемые домашние врачи. Как отмечал П.Е. Заблудовский, "наличие врачей, направленных или добровольно нанимавшихся в имения, было новым явлением в организации медицинской помощи в России в первой половине XIX столетия" (История отечественной медицины. — М., 1960.— С.86).
Домашних врачей, обычно иностранцев, выписывали за немалые деньги, но общественное положение их, в большинстве случаев, было невысоким. Профессор В.Ф. Снегирев говорил по этому поводу в своей речи в память Г.А. Захарьина: "Кто не помнит, как врачи стояли у притолки, не смея сесть; как были домашние врачи, походившие на каких-то часовщиков, являвшихся во фраках в установленное время справиться о здоровье господ, за что милостиво и выдавалось им вознаграждение из конторы; которых иногда допускали и иногда терпели, но на труд, советы и время которых смотрели скорее как на обстановку, чем на насущную необходимость". (Захарьин Г.А. Клинические лекции.— М., 1910.— С. 3.).
По миновании надобности с домашними врачами расставались так же легко, как и с другими наемными слугами — лакеями, учителями, воспитателями и пр. Вспомним, например, "Monsir l'Abbe" который сменил "Madame", ходившую за Евгением Онегиным в детстве, и которого просто-напросто "прогнали со двора". Увольнение "убогого француза" подается у А.С. Пушкина как обыденный факт, без какой-либо его моральной оценки, хотя примененный глагол "прогнать" (По В.И. Далю "избавиться, спровадить, принудить к уходу". См.: Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. Т. 2. — М., 1955.— С. 10) указывает на насильственный способ действия, совершенный в неделикатной, грубой, обидной форме.
Подобная ситуация, касающаяся врачей, описана в юношеской поэме М.Ю. Лермонтова "Джюлио", сочиненной им в 1830 г. вскоре после переезда из Тархан в Москву. Поэма, конечно, вторична, подражательна; образ главного героя носит отчетливые черты байроновского Чайлд-Гарольда и пушкинского Онегина. Но нужно принять во внимание, что автору поэмы всего-навсего 16 лет ! Как указывается в Лермонтовской энциклопедии, в данном произведении "внимание М.Ю. Лермонтова сосредотачивается не на интриге, но преимущественно на психологии героя" [26, 139]. Следует отметить, что в дальнейшем эта манера сделалась основной в творчестве М.Ю. Лермонтова, что позволило ему стать родоначальником русского психологического романа.
Но вернемся к поэме. Глубоко и искренне страдающий герой ее рассказывает: "Я стал бродить печален и один; / Меня уверили, что это сплин..." Вспомним у А.С. Пушкина: "Недуг .., / Подобный английскому сплину,/ Короче русская хандра ".
Итак:
Я стал бродить печален и один;
Меня уверили, что это сплин;
Когда же надоели доктора,
Я хладнокровно их согнал с двора.
Определение "хладнокровно" (т.е. обдуманно, невозмутимо, бесстрастно, без лишних волнений), привносит в этот сюжет элемент морально-этической оценки поступка. Его негативный характер становится еще более очевидным при сравнении с подобным определением в другом контексте, где оно приобретает значение чуть ли не преступного: "Его убийца хладнокровно / Навел удар..." Можно предположить, что этот эпизод появился в поэме в результате переживаний юного Лермонтова в связи с увольнением домашнего доктора Е.А. Арсеньевой Ансельма Леви при отъезде из Тархан в Москву.
Ансельм Леви родился 10 декабря 1781 г. в семье богатого купца (ростовщика) в немецком городе Карлсруэ (земля Баден). В 1804 г. Леви защитил в Геттингенском университете докторскую диссертацию с описанием случая проказы у девятилетнего ребенка (Ксерокопия докторской диссертации А. Леви через Международный библиотечный абонемент была передана из Национальной медицинской библиотеки США в Центральную научную медицинскую библиотеку в Москве. Эта ксерокопия вместе с ксерокопией автобиографии А. Леви на латинском языке, которую любезно предоставил нам Президент Геттингенского университета доктор Норберг Камп, передана в Государственный лермонтовский музей-заповедник "Тарханы"). В Россию Леви приехал не позже 1808 г. и до 1819 г. находился на положении т.н. "практикующего врача". В 1819 г. он сдал установленный законом экзамен и получил право самостоятельной врачебной деятельности на территории России. По-видимому, как раз в это время он был приглашен домашним врачом в Тарханы к больному наследнику Е.А. Арсеньевой.
Благодаря стараниям Леви, который провел в Тарханах около 10 лет, М.Ю. Лермонтов из болезненного, золотушного, хилого ребенка превратился в крепкого, здорового, сильного юношу. Леви не только лечил М.Ю. Лермонтова. Как полагает Г. Гулиа, он прививал М.Ю. Лермонтову вкус к естественным наукам (Гулиа Г. Жизнь и смерть Михаила Лермонтова. — М., 1980. — С. 55). Из ежедневных общений с университетски образованным доктором М.Ю. Лермонтов многое узнавал о натурфилософии Ф. Шеллинга, чьим восторженным адептом был доктор Леви, знакомился с хорошо знакомым тому творчеством Ф. Шиллера, И. Гете и других знаменитых немецких поэтов. Все это благотворно сказывалось не только на физическом здоровье, но и на умственном развитии будущего великого русского поэта.
Вполне естественно, что вынужденная разлука с доктором повлияла на чувствительную натуру М.Ю. Лермонтова и отразилась в печальных строчках поэмы "Джюлио".
Дальнейшая судьба доктора А. Леви нам не известна. Г. Гулиа пишет: "Его следы теряются в биографиях Лермонтова. А жаль: всегда хочется знать дальнейшую судьбу тех, кто имел отношение к полюбившимся нам людям" (Гулиа Г. Там же. — С. 55 — 56)".
Публикация и комментарий В.А. Захарова.