ИЗВЛЕЧЕНИЯ ИЗ ДЕЛА ПЕНЗЕНСКОГО ДВОРЯНСКОГО ДЕПУТАТСКОГО СОБРАНИЯ «О НЕТРЕЗВОЙ ЖИЗНИ ФЛОТА ЛЕЙТЕНАНТА КНЯЗЯ НИКАНОРА СТЕПАНОВИЧА МАНСЫРЕВА ДЕРЕВНИ КАМЕНКИ ПЕНЗЕНСКОЙ ОКРУГИ О ЖЕСТОКОМ ОБРАЩЕНИИ ЕГО С ЖЕНОЙ». 1828
[Из показаний Никанора Степановича Мансырева:]
Отец жены моей губерн. секр. Михайла Ильин вел всегда простую сельскую жизнь, потому не имея способов доставить сам собою единственной дочери Надежде приличного воспитания поручил ее для сего в городе Пензе помещику Ахлебинину, у коего она хотя и находилась, но, к нещастью, по неимении от природы к тому способности, не могла достигнуть желаемой цели, и при всех предоставленных ей к ученью способов, не приобрела себе ни малейшей нравственности. Потом, когда по произволу судьбы сия самая Надежда Михайлова сделалась моею женою, то в виде неспособностей ее к общежитию, живучи здесь в городе, ввел в круг знакомства и наконец некоторым образом доставил ей случай к образованию, за что она и должна обязана быть мне благодарною, тем более, что она не получила от отца своего наималейшего приданого, была во всю жизнь его содержима на собственном моем иждевении, ибо он ей после замужества никогда ничего по скупости не давал. <...>
Нынешняя же цель жены моей клонится единственно к тому, чтобы не жить со мною <...> к тому же жена моя обратилась к непостоянному образу жизни и развратному поведению, какое она имела прежде, что доказывается духовным завещанием, учиненным ее родителем в 1808 году, в котором он именно, признав ее распутною, отвергал даже за сие от наследства, а потом хотя и утвердил поданным в Пензенскую гражданскую палату в апреле месяце 1814 года прошением по себе наследницею, но однако ж тогда, когда я исправил ее нравственность. <...>
[Из показаний Надежды Михайловны Мансыревой:]
<...> ибо той духовной хотя гнев родителя моего и был ко мне, но не в тех изречениях, как пишет муж мой, но единственно во изъявление того родительского прискорбия о выходе моем без его воли в замужество за него князя Мансырева, коего он тогда почитал недостойным для меня мужем и на выдачу меня за него никогда в помышлении своем не имел.
ГАПО, ф. 194, on. 1, д. 613, л. 1-2 об., 14 - 15, 26 об.
Публикация.
Следствие по делу И.С. Мансырева выявило факты его неблаговидного образа жизни, поэтому имение его было взято под опеку, как того и просила жена.
Интерес вызывает не судебное разбирательство дела Мансыревых, и сами супруги и их связь с трагическими событиями в тарханской усадьбе в новогоднюю ночь 1810 г. Обратимся к обстоятельствам самоубийства Михаила Васильевича, описанным Висковатым в первой биографии Лермонтова:
Хотя старушка Арсеньева впоследствии охотно говорила о счастливом своем супружестве, но, в действительности, сравнительно молодой муж чувствовал себя, кажется, не вполне счастливым с властолюбивой женой, Он увлекся соседкой помещицей, княгиней или даже княжной Ман[сыре]вой. Елизавета Алексеевна воспылала ревностью к своей счастливой сопернице и похитительнице ее прав. Между женою и мужем произошла бурная сцена. Елизавета Алексеевна решила, что нога соперницы ее не будет в Тарханах. Между тем как раз к вечеру 1-го января охотники до театральных представлений Арсеньевы, готовили вечер с маскарадом, танцами и театральным представлением. <...> Гости начали съезжаться рано. Михаил Васильевич постоянно выбегал на крыльцо прислушиваясь к знакомым бубенчикам экипажа возлюбленной им княжны. Полная негодования Елизавета Алексеевна следила за своим мужем, с которым она уже несколько дней не перекидывалась словом. Впоследствии оказалось, что она предусмотрительно послала на встречу княжне доверенных людей с какою-то угрозою. Княжна не доехала до Тархан и вернулась обратно. Небольшая записка ее и оповестила о случившемся Михаила Васильевича.
Что было в этой записке? Что вообще происходило между Арсеньевым и женой?... Дело кончилось трагически. Пьеса разыгрывалась господами, некоторые роли исполнялись актерами из крепостных. Сам Арсеньев вышел в роли могильщика в V действии. Исполнив ее, Михаил Васильевич ушел в гардеробную, где ему и была передана записка княжны. Пришедшие затем Гости нашли его отравившимся. В руках он судорожно сжимал полученное извещение.
Этот отрывок П.А. Висковатый снабдил примечанием, в котором указал источники приведенных выше сведений:
Рассказ о смерти Арсеньева слышан мною от близких к семье Ман[сырев|ых людей, но еще раньше, в 1881 году, в Тарханах мне сообщили старожилы.