Примерно в пяти километрах от Тархан находится старинная деревня Дерябиха. История ее возникновения сходна с историей основания Тархан. В 1701 г. двадцать шесть служилых людей Петра I «били челом великому государю <...> а есть де в Саранском уезде порозжая земля и леса и всякие угодьи <...> в поместье и в оброк никому не отдано и никто теми землями не владеет» и просили великого государя «пожаловать их велеть тех порозжих Дикого Поля дать им в указное число в оклады <...>».
Среди челобитчиков были стольники Александр Приклонский, Иван Булгаков и Иван Кикин. По царскому указу два первых из них получили по 200 четвертей земли по речкам Большому Чембару, Леплейке и Марарайке, а И. П. Кикин — 450 четвертей. Это были те земли, на которых позднее возникнет деревня Дерябиха.
В 1722 г. А. И. Приклонский и И. И. Булгаков продали свои земли гвардии капитану Чирикову, в 1754 г. у Чирикова его имение купил князь Никита Трубецкой. Сын Никиты корнет Василий Трубецкой в 1771 и 1772 гг. купил у внуков Ивана Петровича Кикина майоров Якова и Андрея Кикиных доставшееся им по наследству дедовское поместье и в 1779 г. продал село Богородское Дерябиха тож провинциальному прокурору Алексею Ивановичу Хрущеву. По сказкам 4-й ревизии 1795 г. значилось, что за А. И. Хрущовым в селе Дерябихе «дворовых людей не имеется, а крестьян мужского пола двести тридцать семь душ», а достались они после смерти показанного Хрущева сыну его, лейб-гвардии Конного полку поручику Лаврентию Хрущеву в 1787 г. по разделу с братом его родным Иваном Алексеевичем.
При Хрущовых и всех предшествующих владельцах Дерябиха, как и Тарханы в XVIII веке, была имением заглазным, т.е. помещики в ней не жили, об этом красноречиво говорит отсутствие в селе дворовых людей. Заботясь о религиозном чувстве крепостных, кто-то из владельцев Дерябихи построил в сельце церковь во имя Пресвятой Богородицы, однако к концу XVIII века она либо сгорела, либо была разрушена, чтобы дерябинцы не использовали ее как старообрядческий храм, т.к. населяли Дерябиху (и соседнюю с ней Апалиху) раскольники толка поповщины. С конца XVIII века жители Дерябихи были отнесены к приходу церкви села Тарханы.
Около 1806 г. в Дерябихе появился новый помещик, Сергей Николаевич Наумов. Он ли построил в сельце усадьбу и завел небольшую дворню — неизвестно, но только ревизская сказка 1811 г. по сельцу Богородскому Дерябиха тож показывает наличие в сельце шести дворовых душ среди крепостных уже у следующих владельцев — Жилинских, хотя фактически жителями сельца Жилинские стали несколько позже, а сын Жилинских, Владимир, вспоминал, что усадебный деревянный дом был перестроен «уже во время его малолетства», видимо, вскоре после появления Жилинских в Дерябихе. Впервые в качестве помещика, которому принадлежат крестьяне сельца Дерябихи, Кондратий Никифорович Жилинский упоминается в ведомости бывших у причастия в тарханской церкви в 1810 г.
Однако истинной владелицей сельца, как показывает ревизская сказка 1811 г., была жена Жилинского Авдотья Никифоровна. Ей принадлежало в Дерябихе 5 дворовых и 140 крепостных душ мужского пола, тогда как муж ее владел только одной дворовой душой. Около 1813 г. Авдотья Никифоровна умерла. Вскоре Кондратий Никифорович появляется в чембарском имении и в Чембаре. Он делает визиты к соседям, на которых производит хорошее впечатление. В мае 1813 г. его ближайшие соседки помещицы Е. А. Савелова (деревня Апалиха) и Т. С. Москвина (деревня Подсот), ведущие между собой уже несколько лет земельную тяжбу, собираются пригласить его как «почтеннейшего соседа» засвидетельствовать полюбовное решение их спора.
В августе 1813 г. К. Н. Жилинский хлопочет в Чембарском суде «о выделе ему седьмой части из недвижимого имения после покойной жены».
Впервые на исповеди в документах тарханской церкви он упомянут в 1815 г., и с этого времени его жительство в Дерябихе бесспорно. Он, его дети и домочадцы часто принимают участие в обрядах крещения младенцев, их имена встречаются в ежегодных ведомостях бывших на исповеди и у святого причастия. К этому времени К. Н. Жилинский был уже дважды вдовцом. Он вышел в отставку в чине подполковника и кавалера.
В 1815 г. ему 42 года, у него дети: дочь Александра 12 лет и сын Владимир 4 лет. В его доме постоянно проживает, видимо, родственница, «дворянская вдова» и «прапорщица» Елизавета Николаевна Ведищева, помогающая воспитывать его детей . У К. Н. Жилинского были еще дочь Фекла 1806 г. рождения, которая, видимо, воспитывалась у родственников, а не у отца, т.к. ее имя ни разу не упомянуто среди бывших на исповеди и у причастия в тарханской церкви, и сын Павел, его первенец от первой жены, рожденный в 1800 г. Почти мальчишкой Павел поступил на службу в Ревельский пехотный полк. В 1816 г. он был уже прапорщиком, в 1818 г. произведен в подпоручики, а в 1827 г. дослужился до поручика и в этом звании вышел в отставку. В Дерябиху он приезжал во время отпусков и в Чембаре нашел себе невесту — Елизавету Алексеевну Владыкину. Ее отец, Алексей Михайлович, владел почти 800 ревизскими душами в трех имениях чембарского уезда. Для Павла Жилинского эта была удачная партия. Поженившись, чета Жилинских поселилась в селе Симоновке Аткарского уезда Саратовской губернии, где родились многие из их одиннадцати детей. В 1830 г. Павел Жилинский с молодой женой гостил у отца в Дерябихе. Елизавета Алексеевна Жилинская была племянницей Лукерьи Савельевны Владыкиной — двоюродной тетки В. Г. Белинского. Кондратий Никифорович, породнившись с Владыкиными, был знаком с семьей чембарского лекаря Г. Н. Белынского и стал одним из двадцати пяти чембарских дворян, в 1829 г. заверивших копию свидетельства о рождении В. Г. Белинского своими подписями и подтвердивших, что у «здешнего штаб-лекаря <...> сын Виссарион действительно рожденный от него прошлого 1811 года маия 30 числа <...>». Это свидетельство нужно было В. Г. Белинскому для поступления в Московский университет.
«Александр Кондратьевич Жилинский с внуком». Александровск. Фотография конца XIX в. (Собственность П.А. Фролова).
По дошедшим до нас документам К. Н. Жилинский производит впечатление одной из самых колоритных личностей из чембарского окружения Лермонтова. Жилинские вышли из захудалого польского шляхетского рода. Основателем российской ветви рода стал Петр Андреевич Жилинский, поступивший на службу к русским царям Ивану и Петру Алексеевичам и положивший начало семейной традиции служить в полку Смоленской шляхты. За верную службу Петру Андреевичу и его сыновьям Якову и Ивану было пожаловано недвижимое имение в Смоленском наместничестве в Бельском уезде Юрьевской волости в деревне Шарове. Однако в этом недвижимом имении была земля, но почти не было крестьян: по второй ревизии (1743 г.) потомкам Якова в Шарове принадлежала только одна душа, а деду Кондратия Никифоровича Митрофану Ивановичу, начавшему службу в 1726 г., — 2 ревизских души там же. За многие годы военной службы Жилинские так и не смогли разбогатеть. О семейном и имущественном положении отца Кондратия Никифоровича в 1787 г. в документе написано: «прапорщик Никифор Митрофанов сын Жилинский 45 [лет], жена его Авдотья Макеева 25, дети сыновья Кондратий 12, Иван 10, Панкрат 2 лет, брат Никифоров Иван 30 [лет] в службе 88поручиком; имения наследственного в сельце Шарове мужеска 1, женска 3 души». Сам Кондратий Никифорович, хотя дослужился до звания подполковника и кавалера, но был по собственным средствам не более богат, чем его отец. В жизни он мог полагаться только на свои силы. Он привык к армии, в которой сделал карьеру и которая дала определенное направление его характеру. Выйдя в отставку и поселившись в деревне, он со своими крепостными крестьянами порой обходился так же круто, как, вероятно, в прошлом со своими солдатами.
Сохранился документ, рисующий Жилинского как человека в гневе невоздержанного и легко дающего волю своим рукам, — это донос тарханского священника II штата Василия Карпова в Нижнеломовское духовное правление.
Весной 1829 г. Василий Карпов писал: «Прошлого апреля 9-го и 10-го числа на Страстной неделе во вторник и в среду, во время чтения мною Евангелия в церкви нашей прихода моего деревни Дерябихи господин Кондратий Никифоров Жилинский драл волосы из бороды и головы деревни Дерябихи ж крестьянина Василия Трофимова да при том и бил его и производил в церкви святой». К несчастью для священника Карпова, он сам был на плохом счету в консистории, и история с Жилинским, который, кстати, виноватым себя не признал, только подтолкнула вниз шаткое колесо его фортуны: «за пьянство и бытие при служении на Пасху молебна в нетрезвом виде» и другие старые грехи его приговорили «к отсылке на причетническое место под особый надзор благочинного впредь до совершенного исправления», а «за несправедливый донос, учиненный им на г. Жилинского» ему было еще запрещено сверх того рукоблагословление и ношение рясы.
Почему, сурово наказав священника Карпова, Нижнеломовская духовная консистория так снисходительно отнеслась к помещику К. Н. Жилинскому, который устроил драку в святом храме на пасхальной службе в присутствии множества прихожан? Оказывается, дело было вовсе не в Жилинском, а в личности крестьянина Василия Трофимова, который был старообрядцем толка поповщины и более того, по словам Кондратия Жилинского, «наставником раскола» в Дерябихе. Раскольники деревень Дерябихи и Апалихи всегда были головной болью для тарханских священников. Вероятно, история появления старообрядцев толка поповщины в этих деревнях восходит к истории появления таковых в знаменитом чембарском селе Поиме — вотчине графов Шереметевых.
В 1868 г. священник Иоанн Невестин в «Пензенских епархиальных ведомостях» писал о населении Поима: «По вероисповеданию поселенцы были все новоправославные. Но назад тому около девяноста лет в селе Поиме нежданно-негаданно появился раскол. Злыми сеятелями сего учения были двое родных братьев-раскольников — Кир и Гавриил из сельца Гуслицы Московской губернии. Они были люди коммерческие и грамотные. Познакомившись с жителями села, они завели здесь училища и учили по старопечатным книгам и рукописным тетрадям... Таким образом, положено было в селе Поиме основание Поповщинской (Белокриницкой) общине староверов».
И. Невестин сделал вывод, что «Поим есть главное гнездо раскола в Пензенской губернии». По другому свидетельству, «раскольники других селений сводятся в этом селе и придерживаются мнений Поимских раскольников». Вероятно, дерябинские крестьяне имели непосредственную связь с поимскими староверами.
В 1842 г. в Пензенской уголовной палате и Чембарском уездном суде было заведено дело «О крестьянине деревни Дерябихи г. Жилинского Василии Трофимове, судящемся за раскол». Началось оно с того, что вновь переведенные в Тарханы священники Феодосий Теплов и Петр Троицкий проявили активный интерес к духовной жизни дерябинских раскольников и рапортовали в Пензенскую духовную консисторию, «что крестьянин Василий Трофимов есть точно корень раскольников в деревне Апалихе и Дерябихе, это доказывается тем, что он имеет у себя не только много раскольничьих книг, но и полный круг церковный напечатанный по их секте и по коему он в горнице своей отправляет вечерния, утренния и прочия службы». Вслед за этим наряду с духовной дело было спущено и по светским инстанциям.
15 августа 1842 г., в праздник Успения Пресвятой Богородицы, чембарский земский исправник Москвин и депутат «с духовной стороны» священник Василий Ремезов «с понятыми сторонними людьми» сделали «осмотр» дома крестьянина Василия Трофимова. В доме его они обнаружили, что напротив жилой избы через сени есть горница — молельня. В ней «на богомольи» находились шесть «крестьянских женок», коим службу вел сам Василий Трофимов. «Во оной горнице иконы заставлены на полках в три ряда, написанных на досках семьдесят пять, медных складных семьдесят пять, одно медное паникадило, одни медные светцы, курительница, налой для чтения книг, свечной ящик, в котором четыре свечи желтого воску, книги Псалтырь, Часовник, Кануник, Житие Николая Чудотворца, общее Минее, Канун рукописной Агнела хранителя». Все эти вещи были конфискованы и все, кроме книг, переданы в приходскую села Тархан церковь, а книги отправлены в Пензенскую духовную консисторию. Хозяин же был арестован. В тот же день Василий Трофимов дал показания: «Васильем меня зовут Трофимовым, от роду имею 58 лет, деревни Дерябихи г. Жилинского керстьянин, за которым и по сказкам 8й ревизии написанным состою. Под судом никогда и ни за что не находился. С малолетства моего состою в старообрядческой поповской секте, равно и семейство мое, имею при доме моем в особенной комнате, устроенной напротив жилой избы моленью, в которой поставлены образа, и в праздничные дни сходются в оною молидца Богу одной со мною деревне крестьяне, ибо мы все состоим в одной секте. Я же при молении читаю псалтырь, но чтобы я исполнял вообще все требы, относящиеся до православного священника, то есть крестил бы новорожденных, по усобшим творил поминовение и родительницам в сорок дней читал молитвы, то оное несправдливо. Несправедливо и то, что будтобы в генваре месяце <...> когда был <и> у меня в доме села Тархан священноцерковнослужители, которым я сознался, что исправляю во обеих деревнях, то есть в Апалихе и Дерябихе все требы, относящиеся до православного священника. Застанные вами в моленьи женщины есть одной со мною секты и одной деревни, что и показую сущую правду. К сему я вместо крестьянина Василия Трофимова по личной его просьбе гаспажи Шан-Гирей служитель Прокофий Макаров руку приложил». Показания подписали также исправник Москвин и «депутат Вражский священник» Василий Ремезов.
По делу Василия Трофимова были взяты показания и помещиков деревень Апалихи и Дерябихи: мужа «милой тетеньки» М. Ю. Лермонтова Павла Петровича Шан-Гирей и отца и сына Жилинских. Приведем их полностью как живые свидетельства ушедшей эпохи, служащие к характеристике самих персонажей.
1842 августа 17, Господину Чембарскому исправнику и депутату с духовной стороны священнику Ремезову Штаб-капитана Павла Петровича Шангирей Объяснение.
"На отношение ваше имею честь отвечать: действительно был в доме моем благочинный Шуструйский и разговаривал о разных частных предметах, касаясь и старообрядцев, и ежели нужным нашел Шуструйский сделать известным наш разговор Его преосвященству, как видно уже из дела, то он о главном умолчал; я объяснял ему, что бывшие священники в нашем приходе Толузаков и Воронов из интереса действовали в противность высочайшего указа; хоронили старообрядцев на общем кладбище всегда, венчали и крестили в православной церкве, и что он, благочинный, на таковые действия никогда не обращает внимание доказывается тем, что и до сего времени об этом не произведено следствие. Относительно же показания благочинного Шуструйского, что он просил моего содействия к обращению старообрядцев к православию, совершенно несправедливо, он никогда сего предложения мне не делал, а весьма бы для меня приятно было не только на деле и словах слышать о тех обязанностях, о которых приходской священник вовсе не заботится, я же с моими средствами и желанием всегда готов к искоренению нелепого заблуждения. Об исполнении треб священнических в имении жены моей крестьянином г. Жилинского Васильем Трофимовым я никогда не слыхал".
Штаб капитан Павел Шангирей.
В Апалихе все крестьянское население, свыше 300 человек, были раскольниками; исключение составляло только около 40 дворовых душ, бывших православными. Поэтому вопрос о расколе для Павла Петровича был таким же болезненным, как и для К. Н. Жилинского.
Господину Чембарскому земскому исправнику майору Николаю Ивановичу Москвину и Депутату с духовной стороны священнику Василию Андреевичу Ремезову.
"На ваше отношение ко мне от 15 августа за №255, коим спрашиваете меня — «действительно ли крестьянин моего сына Василий Трафимов есть (или лучше был, потому что он уже взят под стражу) наставник раскола и исполнитель всех треб» — честь имею ответить: что означенный крестьянин Трафимов был наставник раскола, — к тому служит доказательством во 1х — то, что он имел особенную избу, называемую раскольниками собором, где он Трафимов совершал службы; во 2х — и сам Г-н исправник с посторонними лицами застал его в означенной избе исправляющим службу — что же касается до того — исполнял ли он Трафимов требы — утвердительно заверить не могу. О поведении же его Трафимова вообще можно сказать, что он, как кривотолк, не может быть хорошего поведения, ибо всяк из таковых, как противящихся правилам и обрядам истинной христианской церкви и узаконениям Правительства можно отнести к бунтовчикам. Сверх того он Трафимов вел нетрезвую жизнь, что известно и самому г-ну исправнику: так в прошлом году в нетрезвом виде он был ограблен мошенниками, кои отняли у него лошадь и денги".
Подполковник и кавалер Кандратий Жилинский.
Чембарского уездного сельца Дерябихи помещика подполковника и кавалера Кондратия Жилинского №14 18 августа 1842.
Обращаясь к тем же должностным лицам, Владимир Жилинский писал: «На отношение ваше за №257 имею честь уведомить, что крестьянин мой Василий Трафимов действительно закоснелый старообрядец, что можно видеть из производившагося дела в 1829 году, когда я находился еще на службе и имение мое было в управлении родителя моего подполковника и кавалера Кондратия Никифоровича Жилинского, но исправляет ли он Трафимов требы, относящиеся до одних священников, я того не знаю, в поведении же его я заметил, что он трудолюбивый хозяин и имущества своего не растощал. Желая его привести к православию, я употребил все возможные средства убеждения, о чем много раз говорил с священниками и просил их духовного пособия; но сие оставалось бесполезным.
Поручик Владимир Жилинский».
Из показания Владимира Жилинского видно, что в 1829 г. ссора его отца с Василием Трофимовым произошла на религиозной почве из-за несогласия их религиозных воззрений, о чем духовной консистории было известно. И, видимо, священник Василий Карпов лишился своего сана еще и за плохую работу по обращению раскольников в православие. Впрочем, и другие тарханские священники (П. П. Шан-Гирей называет Толузакова и Воронова) не употребляли «все возможные средства убеждения» раскольников. По этому поводу сменивший Алексея Толузакова священник Феодосий Теплов от имени причта писал:
«На отношение ваше, поступившее к нам от 19 августа 1842 года за № 266-м , коим спрашиваете нас о том, что как прихода нашего деревень Дерябихи и Апалихи крестьяне издавна старообрядцы толка поповщины, при венчании их браков и при крещении рождаемых ими младенцев брались ли с первых обязательства быть впредь православными и с отцов последних воспитывать детей в православии, о том по какому поводу прежние священники умершие тела таковых предавали земле на православном кладбище до сего 1842 года, имею честь [нрзб.] известить вас, что вероятно бывшие священники венчали браки и крестили рожденных ими младенцев без всяких подписок и обязательств, потому что оных при обысках книг и при метрических тетрадях у нас не находится, и почему прежде умершие тела раскольников предавались земле на кладбище православных, мы не знаем, так как мы все почти в здешнем приходе находимся с сего 1842 года.
августа 19го 1842 года села Тархан священник Феодосий Теплов.
Впоследствии тарханские священники старались вести активную религиозно-просветительную работу среди раскольников, и в 1844 г. Феодосию Теплову и Петру Троицкому «за присоединение обращенных <...> из раскола к православию 16-ти человек» было объявлено «архипастырское благословение». Однако и в начале XX века результаты многих трудов тарханских церковнослужителей среди раскольников были крайне незначительны. Так, в 1913 г. священник А. В. Элементов жаловался на прихожан из Дерябихи и Апалихи: «Раскольники коснеют в своих заблуждениях».
Что же касается Василия Трофимова, то конец его истории был более или менее благополучен. 29 апреля 1843 г. Пензенская палата уголовного суда вынесла приговор: «Подсудимого крестьянина Трафимова и его последователей по расколу соответственно с 46 статьей XIV тома устава о предупреждении и пресечении преступлений оставить без преследования с однакож им подтверждением, чтобы оне не осмеливались соблазнять в содержимый ими раскол православных под опасением не минуемого наказания по законам». А Чембарскому уездному суду было вменено в «непременную обязанность», «дабы отнюдь сборища раскольников в доме крестьянина Трафимова допускаемо не было».